В поезде. Глава 18 из романа "Одинокая звезда"

Веселые и голодные, они вернулись домой. И как раз вовремя. Отар, хозяйничая на кухне, разогревал солянку, сваренную Ольгой накануне. Аппетитно пахло жареной картошкой, в кастрюльке булькали сосиски.
Войдя в ванную, они ахнули. Такой красивой раковины, розовой, в цветочках, и таких блестящих смесителей Ольга никогда не видела.
— Где же ты достал всю эту красоту? — допытывалась она у Отара. — Что-то я в магазинах ничего подобного не встречала. Наверно, уйму денег угрохал?
— Что деньги! — довольно улыбаясь, отвечал он. — Твоя радость мне дороже любых денег, сестренка. А вот лоджию доделать не успели, завтра закончат. Придется еще денек побыть у вас. Я уже домой позвонил, чтобы не волновались.
Во время обеда к ним заглянула Людмила Ивановна, обеспокоенная долгим отсутствием Гены. Зайдя на кухню, она увидела своего внука, с аппетитом уплетавшего вкусную солянку.
— Еще будут сосиски с картошкой и арбуз, — сообщил он, — поэтому скоро меня не жди.
— А может, ты насовсем здесь поселишься? — пошутила Людмила Ивановна, — перенесем в Леночкину комнату твою кровать — и оставайся. Зачем нам такой жилец, что дома не бывает?
— А что? — обрадовалась Лена. — Вот было бы здорово, да, Гена? Я так не люблю, когда мама выключает свет и уходит. А с Геной было бы веселее, не так скучно засыпать. Мы бы друг другу сказки рассказывали и истории всякие. Переселяйся ко мне, — под дружный смех взрослых предложила она.
— Людмила Ивановна, садитесь с нами обедать, — пригласила Ольга соседку.
— Нет-нет, спасибо, я только что поела, — отказалась та. — Гена, закончишь кушать, поднимись домой. Пойдешь со мной в больницу — мама хотела тебя видеть.
— Как она? — обеспокоено спросила Ольга.
— Да все в одной поре. Дней через десять будут решать. Хотя и так ясно, что придется резать. Господи, хоть бы обошлось. Сердечко у нее слабое.
Притихшие ребятишки испуганно слушали ее.
Бедная тетя Света, думала Лена, Ей разрежут животик, чтобы вынуть близнецов. Это, наверно, очень больно. А вдруг она умрет? И тогда у Гены не будет ни мамы, ни папы. Как он будет жить?
Она представила, что вдруг у нее не стало мамы, и чуть не заплакала.
— Не будем думать о плохом! — решительно сказала Ольга. — Врачи там прекрасные, и меня заверили, что все будет хорошо. Состояние у нее удовлетворительное, просто, хотят дать малышам еще дней десять подрасти. А если бы было плохо, то ждать не стали бы, сразу прооперировали. Все обойдется, вот увидите. Передавайте ей привет и скажите, что мы послезавтра уезжаем. Пусть за мальчика не волнуется — мы о нем позаботимся.
Людмила Ивановна ушла. Гена быстро доел арбуз и побежал следом. Обед закончили в грустном молчании.
— Вы идите отдыхайте, — предложила Ольга Отару и Юльке, — а мы с Леной посуду помоем и приберем. Все равно здесь всем не поместиться, тесновато. Идите-идите.
Когда они ушли, Ольга спросила дочку:
— Что загрустила, моя хорошая? Тетю Свету жалко?
— И тетю Свету, и Гену. Утром было так весело, а сейчас так грустно! Мамочка, почему нельзя, чтобы все время было весело?
— Так жизнь устроена, дочка. Невозможно прожить без печали, без боли, без горя. И почти всегда большая радость соседствует с большим страданием. Вот, например, у тети Светы впереди огромная радость — рождение сразу двух деток. Рождение ребенка — самая большая радость в жизни женщины! Но она часто сопровождается и большой тревогой, болью, даже опасностью для жизни.
— Неужели нельзя, чтобы совсем ничего плохого не было? Чтобы в жизни было только хорошее?
— Нельзя, Лена. Хотелось бы − но так не бывает. Но в нашей власти быть предусмотрительными: делать так, чтобы плохого было поменьше, а хорошего побольше. И не нужно сидеть и ждать — когда же со мной беда случиться? Надо жить, радоваться самой, радовать других. Но и быть готовой к тому, что если случится беда, пережить ее с наименьшими потерями.
— А когда я у тебя рождалась, ты тоже могла умереть?
— Нет, это у тети Светы здоровье плохое. Ты же слышала — у нее больное сердце. А я была совсем здорова и ждала тебя с таким нетерпением, так радовалась твоему появлению на свет, что все прошло замечательно.
— И тебе совсем не было больно?
— Совсем. Трудно пришлось — это правда, а чтобы больно — нет, не припомню. Зато, когда я взяла тебя в первый раз на руки, испытала такое счастье, что не передать никакими словами.
— А девочки в садике говорили, что женщины в роддоме все орут. Значит это неправда?
— Конечно, неправда! И вообще, тебе не стоит об этом беспокоиться. Когда ты вырастешь, ученые придумают что-нибудь такое, чтобы все детки рождались без боли. Вот увидишь.
Во время их увлекательной беседы зазвонил телефон. Звонил ректор.
— Ольга Дмитриевна, как отдыхается? — спросил он. — Когда уезжаете?
— Спасибо, Леонид Александрович, хорошо. Уезжаем послезавтра. Я нужна?
— Нет-нет, отдыхайте спокойно. Все в порядке. Я звоню по поводу нашего последнего разговора, помните? С объединением кафедр физики и математики не получится. Но я предлагаю такой вариант. Вы как член ученого совета будете курировать кафедру физики. Вам дается право присутствовать на всех заседаниях, проверять индивидуальные планы, распределение учебной нагрузки, а главное — влиять на учебный процесс. Заведующий кафедрой там — человек слабый, даже трусоватый, всего боится. Но для вас так даже лучше — он не будет вам препятствовать в ваших начинаниях. Наоборот, будет вас поддерживать.
В целом ему нравится порядок, который вы навели на своей кафедре. Я с ним разговаривал — он согласен разделить с вами ответственность. Как вам мое предложение?
— Конечно, это не совсем то, что мне хотелось. Но раз другого выхода нет — придется согласиться. Спасибо за звонок. Буду думать над вашим предложением. В смысле — с чего начать.
— Вот-вот, думайте. Ну, еще раз — всего наилучшего! До встречи!
— До встречи, Леонид Александрович!
— Что, на работу вызывают? — встревожилась Леночка.
— Нет, дочка, все в порядке. Просто я еще один груз взвалила на себя. Но, как говорится, взялся за гуж... Пойдем к тебе, поболтаем. Что-то поваляться на твоем ковре захотелось. Устала, наверно.
На следующий день мастера закончили работу на лоджии. Они застеклили ее, обили деревом, положили на пол линолеум, сделали удобные полки и даже столик. Благодаря их трудам лоджия превратилась в еще одну уютную комнатку. Несмотря на Ольгины протесты, Отар сам расплатился с мастерами, позволив ей лишь накормить их обедом.
Остаток дня был посвящен сборам в дорогу. Вещей на всю компанию набралось немного — все они поместились в три небольших чемодана, а еду сложили в удобную корзинку Отара. Людмила Ивановна принесла список вещей Гены, чтобы он ничего не забыл и не потерял на море.
Гена носился из квартиры в квартиру, путался у взрослых под ногами и донимал всех советами и вопросами. Глаза его блестели, щеки раскраснелись. Похоже, у него от волнения поднялась температура. Наконец он так всех замучил, что бабушка, разозлившись, загнала его домой и пригрозила никуда не пустить, если он не уймется. Тогда Гена лег на диван и стал мечтать о море. Да так замечтался, что незаметно уснул.
На следующий день они уехали.
На вокзале Гена притих и широко раскрытыми глазами глядел на рельсы, составы, мечущихся с сумками и чемоданами людей. Ведь он никогда не видел вокзала и не ездил на поезде. Лена крепко держала братика за руку, а мальчик все вытягивал шею, чтобы увидеть, как будут подавать на первый путь их поезд. Вдруг вдали появилось что-то и стало быстро приближаться. Вот мимо пронесся локомотив — совсем такой, как на экране телевизора. Потом понеслись вагоны, вагоны, вагоны. Ход поезда стал замедляться, и наконец состав остановился. Их вагон оказался как раз напротив места, где они стояли. Дядя Отар показал тетеньке в форме билеты, и они прошли в свое купе.
Там разместились так: тетя Оля с Леночкой на одной нижней полке, тетя Юля — на другой, а дядя Отар и Гена — на верхних. Мальчик ловко взобрался на свою полку, лег на живот и уставился в окно, стараясь не пропустить момент отхода поезда. Вот вагон мягко качнулся, мимо поплыли провожающие люди, столбы, киоски, дома — все быстрее и быстрее.
Поезд набирал ход. Гена увидел, как он въехал на мост через Дон, и мальчику стало немножко страшно — так высоко над водой несся их поезд. Потом и Дон остался позади. Мимо замелькали рощицы, луга с пасущимися стадами, водоемы, низенькие одинокие домик и целые деревеньки. В одном месте поезд пошел совсем медленно, и Гена увидел, как по деревенской улице бежит, вытянув шею и расставив крылья, толстая утка, а ее догоняет белая курица и время от времени с остервенением клюет утку в спину. Погоня продолжалась долго, и эту картину наблюдали все. Со смехом они принялись гадать, за что досталось бедняжке.
— Наверно, забралась в чужой двор, — предположила Лена.
— И что-нибудь там стибрила, — добавил Гена.
— Вот уж не думала, что у птиц, как у людей, — заметила Юля, — и ссорятся, и даже бьют друг друга. Причем бьет одна, а другая даже не думает защищаться. Видно, знает, за что бьют, чувствует, что провинилась.
— Куры вообще сварливый народ, — сказал Отар, — и злопамятный. Особенно петухи. Вот поживешь у нас в доме — насмотришься на их отношения. Петух, он такой — если кого невзлюбит, будет помнить всю жизнь. Пока в суп не попадет. У нас один зловредный жил. Невзлюбил мужа сестры — тот его однажды за хвост ухватил. И стал подстерегать. Спрячется и следит. Как только зять выйдет во двор, подкрадется сзади и как долбанет, как долбанет! А резать жалко — уж больно красив был негодяй. Да и куры при нем хорошо неслись.
— И чем дело кончилось? — поинтересовалась Юля. — Неужели съели красавца?
— Пришлось. Зять заявил: “Или я, или он!” Куда было деваться?
— Лучше бы зятя съели, — мрачно заметил Гена под смех остальных.
— Интересно наверху? — Леночка посмотрела на верхнюю полку.
— Еще как! Лезь ко мне — увидишь.
— Да мы не поместимся.
— Поместимся, я подвинусь. Залезешь? Давай руку!
Подсаженная Отаром девочка взобралась на полку к своему братику. Он вжался в стенку, чтобы ей не было тесно. Лежа рядышком, они убедились, что вдвоем смотреть гораздо интереснее, чем порознь
Ольга вышла в коридор и встала у окна − Юлька немедленно последовала за ней. Прижавшись друг к дружке, они смотрели на проплывавшие мимо пейзажи и вспоминали, как восемь лет назад в точно таком же поезде и в это же время ехали на море, полные самых радужных надежд и планов. И не подозревали, что судьба уже приготовила им встречу, которая оставит в их жизни такой глубокий, такой неизгладимый след.
— Что, девочки, загрустили? — Отар подошел сзади и обнял их за плечи. — Ничего, мои хорошие, не надо печалиться. Жизнь продолжается. А в Батуми вас ждут родные и друзья, и ваше любимое море, и много-много чудесных дней. Пойдемте, сейчас чай принесут — будем ужинать. Ну-ка, детвора, спускайтесь вниз.
Но Гена никак не хотел слезать с верхней полки. Он заявил, что хочет увидеть, как поезд будет въезжать в тоннель, и боится пропустить этот момент.
— Какой тоннель? — засмеялась Леночка. — Мы еще долго-долго будем ехать по равнине. Горы только ночью начнутся. А тоннели вообще завтра будут. Слезай, все равно сейчас темно станет и ничего не будет видно. А завтра, как проснемся, увидим море. Да, мама?
— Конечно, сразу после Туапсе, — подтвердила Ольга. — Ешьте, да будем укладываться.
Уговаривать их долго не пришлось. Все, что было предложено, ребята умяли с завидным аппетитом. Постелив, они погасили свет, еще немного поболтали — и наконец задремали.
Сквозь сон Ольга услышала жалобный всхлип. Стараясь не разбудить спящую у стенки дочку, она села. Всхлип повторился. Заглянув на верхнюю полку, Ольга увидела вздрагивающие плечи мальчика. Уткнувшись в подушку, Гена тихонько плакал.
— Геночка, что с тобой? — шепотом спросила она. — Болит что-нибудь?
— Маму жалко! — заливаясь слезами, ответил мальчик. — Вдруг она умрет, и я ее больше не увижу? И зачем только я уехал? К маме хочу!
— Но, Геночка, ты же так хотел на море, — растерялась Ольга. — Поезд ведь назад не повернешь. Давай договоримся: вот завтра приедем, денек побудешь, в море искупаешься, а если не понравится, мы тебя отвезем обратно. А за маму не бойся. Мне доктор обещал, что с ней ничего плохого не случится. И детки родятся благополучно — с ними тоже все будет в порядке.
— Если случится, я их задушу, — мрачно пообещал Гена.
— Господи, что ты говоришь! Они же ни в чем не виноваты. Повторяю, ничего плохого с твоей мамой не будет.
— Да, а бабушка сказала, что ей живот резать будут. Представляете, как ей будет больно. Я вот палец порезал, и то так больно было! А это — живот. Она от боли может умереть — у нее сердце слабое.
— Так она же ничего чувствовать не будет. Ее усыпят.
— Усыпят! — И Гена еще сильнее заплакал. Он вспомнил, как усыпили соседского Рекса, и он больше его никогда не видел.
— Геночка, ты не так понял. Она спать будет и ничего не почувствует. И не проснется, пока будет идти операция. А когда проснется, все останется позади. Животик ей зашьют, и все будет хорошо.
— И ей потом не будет больно? Не может быть! — не поверил мальчик.
— Ей в первые дни будут делать специальные уколы, чтобы не болело. А потом все заживет. Не плачь, деточка, спи спокойно. Я тебе обещаю, что с твоей мамой все будет в порядке. Мы, как приедем, позвоним бабушке и узнаем, как мама себя чувствует. Спи, милый, все будет хорошо.
Она поцеловала мальчика и постояла рядом, пока он не заснул. Тогда легла сама.
Но на этом ночные приключения не кончились. Часа в три их разбудили грохот и вопль. Оказалось, что Гена, убегавший во сне от страшного чудовища, стал энергично отталкиваться ногами от стенки − но тут полка внезапно кончилась, и он с криком рухнул вниз. Падая, Гена вцепился в постель Отара, тот, проснувшись, успел схватить мальчика за рубашку, чем смягчил падение. Обошлось без ушибов, но Гена сильно испугался. Пришлось Юле поменяться с ним местами. Он еще долго ворочался, вздыхал — и наконец притих.
Остальная часть ночи прошла спокойно.
Проснулись они поздно, когда уже начали разносить чай. Гена так крепко спал, что его решили не будить, пока сам не проснется. Наконец приготовления к завтраку и разговоры разбудили и его.
— Ага, без меня собрались завтракать, хитренькие, — сказал он, зевая. От его ночных страхов и плохого настроения не осталось и следа.
— Гена, посмотри в окошко. — Леночка лукаво взглянула на мальчика. — Там что-то интересное.
Гена быстро встал на колени и отодвинул занавеску.
— Ой, какое большое поле! — изумился он. — Это что, асфальт?
— Какое поле? — засмеялась девочка. — Это же море.
— Море? — не поверил мальчик. — А почему оно серое? Я думал, оно синее. Совсем не такое, как по телевизору показывали.
— Просто, сегодня пасмурное утро. И потом, оно пока далеко. А скоро будет рядом с поездом — тогда ты увидишь, какое оно на самом деле. Уже солнышко проглядывает. Подожди немного — оно станет синим-синим. А с другой стороны поезда горы. Выйди в коридор — увидишь.
Гена быстро вскочил и прилип к окну в коридоре. Но Отар не дал ему вдоволь налюбоваться.
— Гена, бери мыло, полотенце — и быстренько пошли умываться. Позавтракаем, пока чай не остыл, а тогда любуйтесь, сколько хотите. Море и горы теперь от вас никуда не денутся. Еще насмотритесь.
После завтрака ребята снова взобрались на верхнюю полку. Море местами подходило совсем близко к железной дороге, и Гена, наконец, смог его разглядеть. Да, действительно, при солнечном свете оно на горизонте было синим-синим, а у берега голубым. Волны бились о берег, а вдали были видны гребешки пены — точь-в-точь как белые барашки, о которых рассказывала Лена в день их первого знакомства.
— Помнишь, как мы строили тоннель? — спросила девочка.
— Еще бы! А когда он будет?
— Уже скоро.
— А мы увидим, как поезд будет в него въезжать?
— Скоро увидите, — заверил его Отар. — Особенно много тоннелей близ Сочи. Насмотритесь, еще и надоесть успеют.
Гена вытянул шею, стараясь разглядеть, что там впереди по ходу поезда. И увидел вдали гору, а в ней черное отверстие − к нему быстро приближался их поезд. Вот локомотив нырнул в это отверстие и стал втягивать туда вагоны.
— Тоннель! — заорал он так, что все вздрогнули. — Сейчас будет тоннель!
— И незачем так орать, — голосом интеллигентного кролика заметила Лена, — ничего страшного. Сейчас зажгут свет, а когда поезд выйдет из тоннеля, погасят.
И действительно, как только налетела темнота, в вагоне зажегся свет. Тоннель был коротким, и Гена не успел испугаться. Вдруг снова стало светло, и море оказалось совсем близко. Гена увидел пляж и загорающих на нем людей. Маленький мальчик с большим ярким мячом бежал к воде, а за ним гнался загорелый мужчина — наверно, его папа. От восторга Гена запрыгал, стоя на четвереньках, и сейчас же больно стукнулся макушкой о верхнюю полку − пришлось Ольге намочить полотенце и приложить к его голове, чтоб не выросла шишка.
До чего шустрый пацан, подумал Отар. Еще до места не доехали, а он уже и с полки успел свалиться, и шишку набить. А что дальше будет? Надо глаз с него не спускать, пока чего похуже не приключилось.
Стоя у окна, Ольга с замиранием сердца следила, как приближается знакомый маленький вокзал. Гагра. Милый городок, куда они с Юлькой пытались убежать от своей судьбы. Но любовь властно вернула их обратно и направила по пути, предначертанному Всевышним. Она смотрела на вокзал и представляла привокзальную площадь позади него и автобусы на ней. Она вспомнила, как вернулась на таком автобусе из Гагры в Пицунду, и как Он подал ей руку, и как она покорно оперлась на нее. И Его взгляд, от которого у нее бешено заколотилось сердце. И свое молчаливое согласие, давшее Ему право кликнуть "Золотую рыбку".
— Любовь моя! — думала она. Ты всегда со мной. Ты живешь во мне − и с этим ничего нельзя поделать. Время не властно над тобой. И умрешь ты, наверно, только вместе со мной.
Мучимая почти физической болью, она тихо отошла от окна и села, закрыв глаза. И сейчас же не сводившая с нее глаз Леночка забралась к ней на колени, обняла и прижалась всем тельцем. Сразу стало легче дышать. Она покрыла поцелуями личико девочки, как всегда делала в такие минуты, − и боль отступила.
Отар с Юлей молча смотрели на них. Да и что они могли сказать? Настолько огромной была дистанция между их и ее чувствами, что им было неловко за свое счастье. Но они были не правы, ох, как не правы.
— Милые мои, — думала Ольга. Только Леночка да вы помогаете мне держаться на плаву. Ваше счастье так скрашивает мое беспросветное одиночество. Оно как луч в кромешной тьме, как отблеск моего далекого счастья. Да поможет вам Бог сохранить свою любовь на долгие годы. А мне — видеть ее и радоваться ей.

В поезде. Глава 18 из романа "Одинокая звезда"

В поезде. Глава 18 из романа "Одинокая звезда"

Похожие темы

Похожие темы